«Науку побеждать» одолеть непросто. Да и «за одного ученого трех неученых дают». Поэтому персидский принц Аббас-Мирза военными кадрами не разбрасывался, а взял их «на вооружение». Каким вооружением оказался «Русский батальон» в армии шахзаде и почему русские солдаты бежали в Персию — рассказывает «Иран сегодня».
Портрет Аббаса-Мирзы / источник фото: wikipedia.org
Выправка в строю
Начало XIX столетия многие страны встретили «в штыки». Помимо наполеоновских войн (1799-1815), раздиравших Европу, военные конфликты обострялись и на Ближнем Востоке. Очередное военное столкновение России и Персии (1804-1813) выявило отсталость армейской организации прикаспийской империи. Сказалось отсутствие современного оружия, а также тактики и знания боевых построений. Армия нуждалась и в выправке, и в поправке. За ее модернизацию наследный принц Аббас-Мирза (1797-1833) взялся лично.
С теорией военного дела шахзаде знакомился по османским, впоследствии русским и французским, источникам. Однако, как говаривал знаменитый полководец Суворов: «Теория без практики мертва». Потому практической стороне вопроса персидскую армию обучать брали англичан и французов. «В учителя» попадали и русские военные.
Встреча персидского посланника Мирзы Казвини и Наполеона I в замке Финкенштейн (1807) / источник фото: wikipedia.org
«Угостим по-русски...»
Уже в 1806 году в Персии под началом Емельяна Лисенко была сформирована «образцово-инструкторская» Русская рота, которой было велено, в частности, «муштровать персидские войска, набранные и экипированные на русский манер». О чем в ноябре 1807 года рапортовал Гудовичу (командующему войсками в Грузии и Дагестане) генерал-майор Несветаев: «17-го егерского полка бежавший в Персию офицер Лисенко в Нахичеване Персов обучает регулярству; почему шах-задэ приказал Хусейн-хану Эриванскому склонять солдат к побегу и доставлять к нему дезертированных». Впрочем, чтобы «закадрить» русских офицеров, предлогов находилось немало. От неудачного похода (Эриванский поход Гудовича в 1808 году) до «сухого» пайка.
Так, среди мотивов перебежчиков одного только Тифлисского полка штабс-капитан Кудашев в своем рапорте от 26 сентября 1828 года перечисляет следующее: «полковник Волжинский не весьма может дать хороший дух полку и заботливо распоряжаться о выгодах солдата»; «полк весьма обижается, что ваше сиятельство [граф Паскевич] не взяли его в поход против турок»; «полк некоторое время получал дурной хлеб, ибо сухари, оставшиеся в магазине, выдавались ему взамен муки»; «когда пленные русские проходили из Тавриза, а особливо 42-го егерского полка, солдаты представили Тифлисского полка людям жизнь в Персию бежавших в обворожительном виде для солдат», «некоторые солдаты мне открыли, что подсылаемые из Персии шпионы подговаривают их тайно на побег прямо к Аббас-мирзе»...
Франц Рубо «Взятие русскими войсками Эриванской крепости» (1893) / источник фото: rusplt.ru
Богатырский размах
Уже к 1809 году численность русских дезертиров в Эриванском полку составила около половины всего личного состава. Тогда наследный принц Аббас-Мирза принял решение о переводе солдат в Тебриз, где реорганизовал их в отдельный батальон. Он получил название звучное — «Бахадоран», что в переводе означало «храбрые», «доблестные». И на пике своего развития разросся даже в двухбатальонный полк. Впрочем, процветало соединение недолго: неудачные кампании 1810-1812 годов отбросили его с «победных рубежей».
И все же, несмотря на такие смены позиций, общая организация «Русского батальона» к началу 1820-х годов вполне сложилась. Семейные солдаты (примерно 200 человек в 1830-е годы), осевшие на пожалованных им участках земли, формировали батальонный резерв. У них квартировали и «действующие богатыри» — из холостых. Что, правда, случалось редко. В отличие от прочих соединений сарбазов [сарбаз — персидский, а также бухарский пехотинец регулярных войск — прим. «Иран сегодня»], «Русский батальон» нес практически регулярную службу и едва ли в течение года полностью распускался по домам. Ведь на контроль части был поставлен и дом монарха.
Персидский сарбаз и оболченец / источник фото: topwar.ru
Чин по чину
Во главе батальона встал беглый вахмистр драгунского Нижегородского полка — Самсон Макинцев (1776-1849). «Будучи одарен от природы сметливым умом и твердою волею», Макинцев, по замечанию генерала Альбранда, «скоро понял выгоду, которую может извлечь из своих соотечественников, находившихся тогда в Персии» и всячески способствовал формированию из разобщенных дезертиров ударной силы армии шахзаде. Служба вахмистра не осталась не замеченной. Довольный выправкой и дисциплиной, наведенной в войске беглым офицером в 1808 году, принц пожаловал бывшему вахмистру чин майора. А там уж личная табель о рангах майора Макинцева пополнялась стремительно: и званием сарханга (полковника), и даже ханским чином. Так и прослыл он здесь Самсон-ханом.
В батальоне Макинцев установил суровую дисциплину. Однако чеканил шаг народ не впроголодь. Жалованье выдавалось своевременно и в полном объеме, в соответствии с установленной нормой. Военнослужащим дозволялось жениться — прежде всего, на местных христианках — и жить в собственном доме. Все это при щедротах, сулимых принцем, едва ли ослабляло поток дезертирства в Персию.
Пороховые склады в Хорасане (гравюра XIX века) / источник фото: wikipedia.org
Точка возврата
После смерти Аббаса-Мирзы в 1833 году ряды «Русского батальона» значительно поредели. От 1400 единиц, составлявших эту часть в 1829 году, к 1838 году не осталось и половины, что отмечал в своих мемуарах генерал Альбранд. Он прибыл в Персию по долгу службы, который, впрочем, состоял в напоминании о долге и другим. Ведь дурной пример заразителен, да и признание «богатырей» на Востоке было славным. Во избежание брожений в стане русских пограничников, Николай I потребовал дезертиров вернуть. Взамен обещал им амнистию.
Однако царская готовность «простить» слабо уживалась с шахским желанием «прощаться». Как отмечал Альбранд, шах выдвинул довольно жесткие дестхаты: «В этих дестхатах было сказано: отдать нам только тех дезертиров и жен их (между дезертирами нашими было более 260 человек, женатых на Армянках, Несторианках, Персианках и Туркменках), которые пожелают идти в Россию, отнюдь не употребляя насилия; а детей их, как персидских подданных, не отдавать». Нежелание расставаться с детьми было столь велико, что помилованные государем беглецы упорствовали в своем нежелании возвращаться. Льву Альбранду пришлось проявить немало политической гибкости, чтобы согласовать возвращение «богатырей» с персидской стороной.
Материалы по теме:
Русско-персидские войны: от наследия Павла I к Гюлистанскому миру
